По подсчетам ООН, в настоящее время в рабстве находятся более 40 миллионов человек по всему миру.
Освобожденные из рабства россияне рассказали изданию «Утопия», как они туда попали, а лидер борющейся с эксплуатацией людей организации «Альтернатива» Олег Мельников — за сколько продают и покупают людей, какие рабы дороже и что изменилось на рынке за последние несколько лет.
«На зоне лучше, чем там»
Владимир, 30 лет
Специальности у меня нет. Я с 17 лет езжу на подработки в Москву из Брянской области — разнорабочим на стройки или охранником. В сентябре 2020 года меня увезли в Каспийск и продали хозяевам шлакоблочного завода за 15 тысяч рублей.
Как это случилось? У меня был выходной, и я с мужем сестры — мы вместе работали охранниками в Подмосковье — и еще одним другом пил самогон на Киевском вокзале. Потом они куда-то отошли. Я остался один. Ко мне подошли двое бородатых кавказцев, угостили пивом, мы разговорились. Они спросили, не ищу ли я работу. Я ответил, что нет. Меня хлопнули по плечу, и я почувствовал, что теряю сознание. В отключке был около полутора суток. Очнулся в рейсовом автобусе, первая мысль: «Где я?» Оказалось — Дагестан. Я быстро сообразил, что к чему, слышал, что в Дагестане людей продают на заводы. При себе у меня был только паспорт, но я сказал, что документов нет, иначе бы никогда оттуда не выбрался. На КПП просить помощи не пытался — там все куплено.
Привезли меня на завод, там оказалось еще девять человек, русских. Одного из них, Сашу или Серго, как его называли местные, увезли в Дагестан 16 лет назад. Он смирился, привык к такой жизни, даже ислам принял. На зоне лучше жилось, чем там — я два с половиной года отсидел за грабеж. Заводом владели два брата, у них еще были две мойки и заправка. Они обращались с нами как со скотиной: спали мы там же, где и работали. Нас будили в шесть утра, не давали даже чай попить и покурить, сразу гнали работать. В 10 был небольшой перерыв, потом опять работа до поздней ночи. Как проклятые, таскали цемент, щебенку, песок, к концу дня уже руки не слушались — тяжело. Кормили раз в день — капустой и куриными шейками. Платили 200 рублей в неделю. Я себе на эти деньги бич-пакеты покупал.
Где-то через месяц я попытался сбежать, меня быстро поймали — там камеры везде. Избили, ребра сломали. Потом жгутом перетянули все, и на следующий день я опять пошел работать. После этого еще дважды пытался бежать, меня снова ловили, запирали в помещении метр на метр, типа карцера. Трое суток без еды держали, давали только воду. Мне жить не хотелось. Футболку снимал, рвал на полоски и плел веревку — повеситься хотел. Но мысль о сестре и племянниках, которым помогать надо, меня остановила.
Пока работал, с мужичком одним познакомился. Он мне старый телефон отдал. Я помнил номер сестры наизусть и сразу ей позвонил, сказал, что в Дагестане. Я на тот момент уже несколько месяцев числился пропавшим без вести — на третьи сутки муж сестры подал заявление в полицию. Сестра обратилась за помощью в «Альтернативу», через несколько дней мне позвонил их волонтер Закир. Говорит: «Я за тобой днем приеду, а ты работай как обычно, виду не подавай». Я так и сделал.
Потом за углом стоял, наблюдал, как Закир пришел к сыну шефа и спросил, работает ли у них Владимир. Тот ответил, что нет. Закир мне набрал: «Вов, выходи». Я вышел. Пошла демагогия, братья-владельцы подтянулись, хотели, чтобы суеты меньше было. Закир уехал со словами, что вернется через час. Я обедать пошел, заварил вермишель, сижу, ем. Тут шеф подходит:
— Вов, ты до хера лишнего там не говори. Я тебе 20 тысяч дам.
— Мне твои деньги нафиг не нужны! Тут наши люди гибнут, ******.
— Будешь болтать, тебя дома найдут и убьют.
— Вы меня не найдете.
Закир вернулся, забрал у хозяев 19 тысяч рублей и отдал мне. Если бы не «Альтернатива», я бы денег этих не увидел и скорее всего до сих пор работал бы на заводе. Я звал с собой Андрея, который уже 10 лет был в рабстве, но тот побоялся. Закир отвез меня в аэропорт, посадил на самолет до Москвы. Хороший человек! До сих пор с ним переписываюсь. Со мной еще один спасенный был: 14 лет в горах баранов пас.
Злость у меня на хозяев завода, хотелось бы их как-то наказать. Менты не помогли ничем: «Не наше дело. Обращайтесь в ФСБ». Я рукой махнул. Сейчас я никого не боюсь, но стал осторожнее — с незнакомыми не пью. Даже если вы мне сейчас предложите выпить, я откажусь.
«Мы тебя купили за 25 тысяч. Отрабатывай долг»
Руслан, 35 лет
Зимой 2016 года я приехал из Челябинска в Москву на заработки. Тут работу всегда найти проще. Обычно трудился разнорабочим на стройке. Я уже неделю был в Москве, когда у Казанского вокзала ко мне подошел приличного вида мужчина и предложил обмыть с ним рождение дочери. Я ничего не заподозрил. Мужчина русский, хорошо одетый, не барыга, не бездомный. Мы сели в его «Тойоту», он достал закуску, налил водки. После второй стопки я потерял сознание.
Очнулся в Каспийске на кирпичном заводе, без документов и телефона — их у меня забрали, пока я был в отключке. Завод был недалеко от аэропорта, постоянно самолеты летали. Хозяин-кавказец налил мне водки: «Выпей 100 грамм и иди работать, ******! Документы твои у нас. Мы тебя купили за 25 тысяч, отрабатывай долг». Меня купили как барана, понимаете! Я послал его на хер. За это меня избили: мешком с солью — по почкам, чтобы синяков не было. Больше я никому не возражал. Конечно, хотелось сбежать. Но куда бы я пошел без документов? Там пограничная зона, охрана с оружием. Пойдешь по трассе, тебя сразу менты примут и на тот же завод обратно отвезут.
Иллюстрации: Дарья Иванова/«Утопия»
В бараке нас жило человек 50-60, мужчин и женщин. Вставали в 6 утра, поешь и 12 часов фигачишь глину, из которой потом кирпичи делают. Кормили нормально, три раза в день: голодный человек хорошо работать не будет. По субботам хозяева наливали чекушку водки, чтобы мы немного расслабились. Полгода человек пахал бесплатно, а потом вроде как платили 10-15 тысяч рублей в год. Если кто-то стучал хозяевам о тех, кто хочет сбежать, это тоже поощрялось рублем. Поэтому я никому там не верил. Некоторых такая жизнь устраивала. Кто-то, получив деньги, шел на вокзал, пил, и его грабили местные. Человек потом возвращался обратно на завод. А я бы лучше в подвале жил или на лавочке, но туда бы в жизни не вернулся: считай, на баланду работаешь.
Освободили меня через полгода. Мне еще повезло. Там люди годами живут. Была какая-то спецоперация или типа того, потому что приехали московские менты, ОМОН. Я им сразу сказал: «Я ********* тут работать! Домой хочу». А хозяин такой: «Не слушайте его! Он шутит, ума нет». Я у хозяина потребовал свои документы и телефон, он вернул. Потом нас местным ментам отдали. Я написал расписку, что претензий не имею, хотя претензии у меня были. Ну, написал бы я заявление на хозяина завода — а толку? Мне бы тогда пришлось остаться в Дагестане. А жить где? Хотелось побыстрее свалить оттуда. Но попадись мне этот хозяин сейчас, я бы его быстро порешил.
Один из омоновцев позвонил в «Альтернативу». За нами пришел их местный волонтер-дагестанец — нормальный мужик, с понятиями. Сначала нас к себе домой отвез, потом в гостиницу заселил, а через пару дней на автобус до Москвы посадил. Денег за работу я так и не увидел: «Альтернатива» пыталась выбить у хозяина, но не получилось.
Руководитель «Альтернативы» Олег Мельников: «Самые дорогие рабы — дети»
Есть ощущение, что в рабство попадают уязвимые люди — бездомные, бывшие детдомовцы, старики. Так ли это? Или социально благополучный человек тоже может стать рабом?
Вербовщики действительно выискивают в первую очередь социально незащищенных людей. Если говорить о трудовом рабстве, то 80% людей, которые туда попадают, — обычные мужики из провинции, малообразованные, не знающие, как строятся трудовые взаимоотношения в больших городах.
Попрошайничать заставляют людей одиноких, часто с деменцией и другими ментальными заболеваниями: стариков, инвалидов, детдомовцев. Сейчас очень большой поток из Одесской области в Украине — там много молдавских цыган, которые выискивают таких людей. Недавно мы освободили двух девушек, воспитанниц детского дома, их цыгане после отмены шенгена вывезли попрошайничать из Украины в Чехию, а с началом пандемии — в Москву. Здесь их задержали сотрудники полиции, девушки попросили помощи, и полицейские позвонили нам — не знали, как им помочь. Мы поехали к цыганам и забрали документы, девушки вернулись домой. Сейчас мы работаем над одной длинной цепочкой, которая ведет в приграничный молдавский город Сороки. Но детали я смогу раскрыть только после окончания операции.
Был у нас случай, когда в рабство попал гражданин Германии, русский немец. В 2013 году он приехал в Москву по делам, по дороге в аэропорт зашел в обычное бистро на вокзале, разговорился с незнакомцем, выпил с ним чай — очнулся на кирпичном заводе в Дагестане.
Еще мы освобождали, не считая жителей СНГ, граждан Вьетнама, Лаоса, Таиланда, Нигерии. Там речь шла не только о трудовом, но и о сексуальном рабстве.
А где вербуют рабов?
Раньше — в основном на вокзалах. Сейчас через объявления о работе. Недавно освободили парней, которые попали в рабство к цыганам через объявление на Avito. Еще был случай, когда подрядчики увезли трудовых рабов на строительство складов компании OZON. Мы связались с компанией и сообщили, что их подрядчики используют рабский труд, они стали разбираться. С крупными компаниями стало работать чуть проще, им не нужны репутационные риски. А в сексуальное рабство попадают через объявления или агентства, которые предлагают вакансии хостес, барменов и крупье в казино.
Сколько стоит человек?
Самые дорогие рабы — дети, их продают за 300-500 тысяч рублей. Попрошаек с детьми стало значительно меньше, но, к сожалению, они не исчезли. Раньше детей можно было продать и купить в двух группах ВКонтакте, пока мы их не закрыли. Если мать ребенка не стоит на учете в женской консультации и рожает без документов, то такого ребенка юридически не существует. После продажи такие дети живут от полутора до трех месяцев. Самые дешевые — трудовые рабы, их покупают за 20-25 тысяч за человека. За инвалида или старика просят от 70 до 100 тысяч рублей, за сексуальную рабыню — от 150 до 300 тысяч рублей.
Каких рабов больше и как вы их освобождаете?
Подавляющее большинство — трудовых. В среднем из трудового рабства мы освобождаем 150 человек в год. Раньше людей увозили в основном в Дагестан, сейчас — в любые точки России: от Якутска до Калининграда. В Дагестане ситуация меняется: если в 2013 году в республике было около 600 заводов, где использовался рабский труд, то теперь их осталось три, и они работают легально. Сейчас людей удерживают в теплицах и на животноводческих точках. Наказать «хозяев» сложно, человек, конечно, может написать заявление, но тогда ему надо будет остаться в республике, являться на очные ставки, где-то жить и что-то есть. А уголовное дело рассматривают минимум полгода. Поэтому освобожденные чаще отказываются от претензий, они просто хотят побыстрее уехать домой.
Из нищенского рабства мы освобождаем порядка 30 человек в год. С попрошайками сложнее работать, потому что это люди плохо социализированные, с ментальными проблемами. Если трудовые рабы сообщают родственникам, что их где-то удерживают, то попрошайкам даже сообщить об этом некому. Некоторые нам не доверяют, думают, что мы их не освободим, а кому-то перепродадим. Насильно мы не можем человека увезти. Бывает, что нам звонят люди на горячую линию, говорят, вот, бабушка попрошайничает, но ехать никуда не хочет. Мы объясняем, что поможем бабушке устроиться в приют, документы восстановить, но сделать это сможем, только когда человек сам на это будет согласен.
Если говорить о сексуальном рабстве, то цифры каждый год разные: в 2018 году мы освободили 57 девушек, в 2019 — трех, в 2020 — 25. Но рассказываем об одной из десяти по понятным причинам. Освобождаем не только в России, иногда чтобы вывезти человека из другой страны, приходится нарушать закон. Наша группа выезжает в Бахрейн, Объединенные Арабские Эмираты, Турцию, Северный Кипр и Грецию, куда увозят девушек. С помощью местных волонтеров (работаем мы давно, у нас есть своя небольшая агентурная сеть в каждой из стран) под видом клиентов мы вывозим девушек. Затем забираем их паспорта вместе с представителями полиции либо сами под видом полицейских. В России наши скауты тоже изображают клиентов. Иногда, чтобы «хозяева» открыли, наша сотрудница стучится в дверь квартиры, говорит, что она — соседка снизу, ее затапливает и что если ей не откроют, она вызовет полицию.
В России мы чаще освобождаем из сексуального рабства иностранных граждан, за границей — граждан России и Казахстана. В основном в сексуальное рабство попадают девушки, но на днях будем освобождать мужчину, который уехал из России в одну из стран Южной Америки работать моделью, а попал в вебкам-студию. Его знакомый пришел в полицию писать заявление, а там ему дали наши контакты.
На юге Италии и Испании удивительная ситуация: многих домработниц из Украины держат в трудовом рабстве. Там и раньше было трудовое рабство, но речь шла о тяжелом физическом труде, работе на фермах. А тут — украинские домработницы. Мы нашли агентство, которое их вербует и хотим внедрить туда нашу сотрудницу.
А вы никогда не договаривались с «хозяевами» об освобождении из рабства?
Некоторые считают, что мы выкупаем людей, это не так. Многие наши сотрудники имеют боевой опыт, их часто воспринимают как силовиков — этим мы и пользуемся. Сторонних волонтеров на такие задачи не берем, у них очень ограниченные функции: отвести человека в ФМС, посадить на поезд — никакого экстрима. Поэтому волонтеры у нас обычно не задерживаются.
Вообще, все зависит от ситуации. Когда необходимо привлечь полицию, мы привлекаем. Когда мы не уверены в их заинтересованности, работаем сами. Иногда тайно вывозим, когда нет задачи забрать документы. Под каждый случай придумываем что-то новое.
Вы сами когда-нибудь работали под прикрытием?
Да, в 2013 году мы пытались отследить, как и через кого увозят в Дагестан.
Я притворялся приезжим из Мордовии, но ко мне никто не подходил. Тогда стал изображать бездомного, полторы недели жил на Казанском вокзале. Бездомных обычно в трудовое рабство не берут: они слабые и умеют жить на улице, поэтому сразу убегают. Но я высокий, здоровый, лицо не испитое. В один из дней ко мне подошел дядька, представился Мусой:
— Москву приехал покорять и не получилось?
— Ну да.
— Работу хочешь? Легкая! Три дня в неделю работаешь, зарплата 40 тысяч. Рядом море. Отличный вариант!
Поехали мы с этим Мусой на Теплый стан, и он меня передал некому Рамазану. Когда я увидел автобус до Дагестана, сказал, что никуда не поеду. А мне в ответ: «За тебя заплатили, так что ты или деньги возвращай, или садись в автобус». Чтобы я не сопротивлялся, опоили меня и в полубессознательном состоянии положили под сиденье автобуса. За мной следили наши сотрудники и журналисты, поэтому на 33 км МКАДа автобус остановили, и меня увезли в Склиф. Но вообще с внедрением сейчас плоховато. Хоть мы и не светим сотрудников, многие уже знают их в лицо.
Иллюстрации: Дарья Иванова/«Утопия»
Были ли ситуации, когда на ваших сотрудников нападали?
Однажды в Дагестане напали на нашего сотрудника, когда мы забирали людей. Предполагалось, что в это время «хозяина» не будет на месте, но ему кто-то сообщил о нас, и он быстро приехал. Бывают мелкие стычки, но мы их пресекаем силовыми методами.
В конце 2018 года на меня напали у подъезда, удрали три раза ножом. Это были люди из нигерийской мафии. Думали, что мы испугаемся. Но мы совместно с полицией закрыли 17 борделей, где использовался труд секс-рабынь.
Во сколько в среднем обходится освобождение человека за рубежом? И есть ли какая-то помощь от посольства?
Примерно в полторы тысячи долларов. Часто у нас не хватает денег на билеты, начинаем собирать средства в соцсетях, а некоторые пишут, мол, обратились бы в посольство, там бы билеты купили. Но посольство никогда не покупает билеты. Максимум — выдает свидетельство на возвращение (СНВ), если у человека нет на руках документов. Спасибо российскому посольству, что делает это бесплатно. Молдавское посольство, например, берет 12 тысяч рублей. Очень оперативно реагируют в Белорусском консульстве: стоит нам написать в соцсетях об освобождении гражданина Беларуси, нам сразу же звонит консул и спрашивает, чем помочь. Украинское посольство месяц делает СНВ, теряет документы — с ними тяжело.
Есть ли какая-то помощь от полиции? Как они вообще к вам относятся?
С правоохранительными органами у нас очень разные отношения. Среди наших волонтеров есть сотрудник ФСО. Некоторые из-за этого говорят, мол, понятно, чего это «Альтернатива» такая бесстрашная, вот кто их крышует. Но это не так. У нас хорошие рабочие отношения с Центром по борьбе с экстремизмом на Северном Кавказе. Там работают нормальные ребята, которые выезжают не по своему профилю и помогают нам. С московским уголовным розыском хорошие отношения: мы с ними штук 15 уголовных дел возбудили по торговле людьми.
Но привлечь к ответственности современных рабовладельцев сложно?
Да, законодательство в части попрошайничества у нас очень хромое. В УК РФ очень не хватает статьи за организацию попрошайничества. По 151 статье «Вовлечение несовершеннолетнего в совершение антиобщественных действий» наказать организатора практически невозможно. Вот просит милостыню женщина с грудничком, скорее всего у нее будет свидетельство о рождении ребенка, стоять она каждый раз будет с разными младенцами. А сделать без согласия женщины ДНК-экспертизу, чтобы проверить ее это ребенок или нет, невозможно. А грудничок вам ничего не скажет.
На какие средства работает «Альтернатива»? Как у вас сейчас дела? Недавно вы говорили о закрытии.
Грантов мы не получаем. Раньше работали в основном на доход от моего бизнеса (производство сухого льда, жидкого азота, углекислоты и технических газов) плюс 5% пожертвований. Сейчас доля пожертвований выросла до 50%. Для полноценной работы нам требуется 1 млн-1,2 млн рублей в месяц. Сейчас благодаря пожертвованиям мы закрыли кассовый разрыв. Теперь еще на месяц точно хватит средств на нашу работу.
Автор: Анна Алексеева; УТОПИЯ
Кредит: Ссылка на источник
